Одну из глав своих "Записок отшельника" — своего рода философского дневника — великий русский мыслитель Константин Николаевич Леонтьев назвал "Добрые вести". И начал так: "Недавно в наш Оптинский скит поступили послушниками двое молодых людей из лучшего нашего дворянства: Ш-ский и Чер-в. Они двоюродные братья. Оба женаты; супруги их молоды и красивы; средства их настолько хороши, что г-жа Ш-ская в своем воронежском имении устроила на свой счет женскую общину, в которой, как слышно, и будет сама назначена настоятельницей.
И мужей, и жен одели здесь, в Оптиной, в монашеское платье, и обе молодые дамы уже уехали в Воронеж, а мужья остались в скиту.
В последний раз, уже облеченным в подрясники, им позволили сходить в гостиницу проститься с мужьями, братьями, и прощанье это, говорят, было до того трогательно, что старый монах-гостинник, человек торговый и вовсе не особенно чувствительный, плакал, глядя на них, и восклицал: "Господи! Да что же это вы делаете! Да как же вы это такие молодые расстаетесь! Да разве это так можно! Боже мой!.."
Жили обе молодые четы между собою в полном согласии, и когда одна приезжая дама спросила у г-жи Ш-ской (которой, кажется, принадлежит инициатива во всем этом деле), что побудило их решиться на такой геройский шаг, — она отвечала: "Мы были слишком счастливы!".
Вот это истинно христианский страх! Страх от избытка земного благоденствия. Это высшее проявление того аскетизма, без некоторой доли которого и в мирской жизни нет настоящего христианства".
Ко времени написания этих строк, К. Н. Леонтьев уже 3 года безвыездно проживал в знаменитой Оптиной пустыни. Многое было пережито, многое осмыслено, многое передумано, написан ряд романов, повестей, журнальных статей. Все осталось позади: и юношеский нигилизм, и неудачный брак, и работа на высоких государственных чинах. Теперь он жил близ Старцев...
Оптина тогда, во второй половине 19-го века, была магнитом, притягивающим всех чающих духа истинного Православия. По выражению Леонтьева, "православия без издержек и купюр". В Оптиной, казалось, сходились все дороги духовных поисков не только простого люда, но особенно интеллигенции тогдашней России. Гоголя, Достоевского, братьев Кириевских, Аксакова и многих других привлекала к себе Оптина, тот климат, который создали там великие Старцы. Именно они сделали Оптину духовным маяком, к которому стремились все позитивно-настроенные умы России. К. Н. Леонтьев продолжает: " Приезжают сюда многие молодые люди посоветоваться со старцами. Один, кандидат Московского университета человек по всем признакам, с будущностью, приехал сюда два года тому назад и на неравный брак с девушкой простого звания, которую он любил... Старец благословил охотно; они обвенчались и живут теперь счастливо. Другой, тоже окончивший университетский курс в Москве, юноша весьма даровитый и характером смелый и самобытный, страстно желал пойти в священники, но не хотел отдаться своему влечению, не испросив здесь на этот шаг благословения. В семье его были этому серьезные препятствия: отец его православный, но мать — католичка, и она приходила в ужас от мысли, что сын ее будет священником. Она тревожила совесть религиозного сына угрозой, что ей перед смертью ксендзы не дадут причастия.
Старец сказал, чтобы он этого не боялся.
Теперь этот молодой человек — священник в одном из значительных городов Западного края и судьбой своей доволен".
Леонтьев — философ без страха и упрека, философ-практик. Он очень близок к святоотеческой традиции, рядом с ним не Достоевский или Соловьев, а святые Старцы, чьим рупором, истолкователем чьих идей он стал.
Никто из плеяды православных мыслителей 19-20 в.в., включая Трубецкого, Бердяева, Булгакова, не возрос до такой степени выражения Истины, идей подлинного Православия. Никто так, как он, не смог провозгласить на всю Россию: "Вся совокупность подобных монашеских влияний полезна мирянам, желающим, как я сказал, утвердиться в истинном христианстве, не заменяя его сентиментальным учением неверующей любви, которое не только не приложимо на практике запутанной жизни нашей, но даже противно своей фальшивостью и ложью".
Жизнь Церкви для Леонтьева — вся его жизнь. Радости церкви — его радости, печали — его печали. Покаяние через аскетический подвиг — вот реально осознанный, прочувствованный им путь ко спасению. Преданность христианскому подвигу, проповедь цельности православного мировоззрения — вот наполнение его жизни и творчества. Личное спасение, воскресение своей собственной души — вот для него смысл жизни, ее главное устремление.
Как только не называли критики-недоброжелатели Леонтьева: и "черносотенец", и "мракобес" и "консерватор". Позиция этих критиков враждебна духу Церкви, служителем которой был Леонтьев, за которую он ратовал. "Пребывание в монастыре раздвинуло горизонты его духовной индивидуальности, закрепило наиболее выразительные черты личности. Он уже не желает ничего. Крепнет лишь ощущение себя частицей православия.
Внутренний процесс длительнейшего духовного брожения получает, наконец, завершение во внешней форме. Наступил финал, к которому мучительно и трудно шел страстотерпец и подвижник. 23 августа 1891 года состоялось каноническое вступление К. И. Леонтьева на путь аскезы и бесповоротного отречения от мира. В Предтечевом скиту Оптиной пустыни, в келий старца Варсанофия, он принял тайный постриг с именем Климента.
30 августа он приехал в Троице-Сергиев посад. Тяжело началось привыкание к новому месту: не покидала тоска по Оптиной. В непогоду настигла его очередная болезнь — воспаление легких. За время болезни он два раза исповедовался, дважды приобщался Святых Тайн.
Последние часы жизни прошли в ужасных страданиях. Предсмертная ночь — в беспрерывном бреду. Утром 12 ноября 1891 года Константин Николаевич Леонтьев скончался. Вечный земной приют нашел он в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой лавры, возле храма Черниговской Божией Матери.
Его опыт — это рекомендация каждому христианину срастись с Церковью, стать частицей Ее. Только тогда Ее радости станут нашими. И тогда, надеюсь, еще не раз мы удивимся добрым вестям, которые преподает людям великая Божественная Любовь.
о. АНТОНИЙ. Сергиев Посад
специально для газеты "Правило веры".
2000 г.
|