Пономари
Храм в селе был построен небольшим. В конце XIX века мои деды – Яков и Иван Шерянко (всего у него было 16 душ в семье) и семья Ковалевых (их прозвище в селе – «Шеремяги») во главе с Филаретом решили своими силами соорудить к храму два придела. Как задумали так и сделали. Стал храм большим, просторным. Крышу покрыли блестящим оцинкованным железом, вызолотили кресты. Фундамент у храма был каменный, высокий. Сама церковь деревянная, обшитая шалевкой. Бывало, идешь со стороны города и издалека они сияют на солнце. Улица, которая шла к храму называлась «Церковлянщина».
У моего отца Марка было пять братьев: Исидор - старший, Трофим, Евфимий, Георгий Все были верующие, благочестивые, с юношества ходили петь на клирос. Многие службы – пасхальную, заупокойную знали наизусть. Всегда трудились на благо храма, вот и прозвали люди в Ущерпьи наш род «пономари». И до сих пор так зовут. Отец мой Марк родился в 1878 году, умер в 1962-ом. В Первую мировую войну служил 8 лет. Где только не был: Вильно, Полоцк.
Другие братья, их тоже было пять, Дубоделовы жили на улице Прилеповка. Как сейчас едут работать в Москву, так и в начале века ездили на заработки в Америку. Колокола на храм, пять штук, были привезены оттуда. Один был довольно большой. Четыре побили, когда закрывали храм. А самый маленький колокол – «постовик» забрали на пожарный пункт. Звучал он очень звонко, говорили, что в нем много серебра. Воровали его в 80-ых года, тогда он упал и треснул.
Какая удивительная служба была у нас на Пасху. Из храма вынимали окна, снимали решетки. Пение отголосками шло по воде по всей округе. Хора было два: мужской и женский. Мужчин было много, все сильные, крупные. Любил храм особенно Даниил Ковалев. Потом и мы, дети, помогали. Зайдем на колокольню я и Чиркова Мария станем на толстое бревно, подпустим под ноги шнуры от больших колоколов и давай звонить. Торжественно праздновали наш престольный праздник – День Архангела Михаила и иных сил бесплотных.
Батюшки
С давних пор в храме служил о. Николай Гусаревич. Других свяшенников кроме него и не помню. Возможно и храм перестроили при нем. Был он целибатным священником, т.е. матушки и детей у него не было. Жил он с двумя сестрами: Алимпиадой и Екатериной. Дом был недалеко от храма. Просторный с большими комнатами. Потом уже в 30-ых годах много домов в селе уничтожил пожар в том числе и его дом. Тогда о. Николай переехал с сестрами жить к одной прихожанке.
Отца Николая в селе уважали и ценили. Служил он всегда чинно и строго, никаких вольностей в службе не позволял. Храм у нас никогда не пустовал. Приезжали из окрестных деревень венчаться, крестить детей, отпевать. Отовсюду ехали по своим нуждам , Улетовка, Дробница, Голотовка, Писаревка – это все был наш приход. Отец Николай никогда не позволял себе расслабиться. За столы не садился, не выпивал, хоть и всегда звали. Арестовали его за два года до разрушения храма. Увезли, и больше его мы не видели.
Дьяконом тоже с дореволюционных лет был о. Николай Хандажинский - наш, ущерпский. У него была большая семья – семь детей. Лучше всех я знала его сына Александра 1921 г.р. Его внуки и сейчас живут в селе, у них местное прозвище «дьяки». Не помню когда, но он до закрытия храма переехал в Новозыбков и служил там.
Вместо него к нам прислали дьякона Кончаловского (не помню имени, его звали по фамилии). Тот служить не любил, а нравилось ему ходить по баням. Мог ходить хоть каждый день. Всех прихожан мужчин просил топить бани. Просил и нашего отца, да тот вовремя от дружбы с тем избавился. Ведь после бани часто выпивали. Пробыл у нас Кончаловский года два.
Закрытие храма
Еще когда началось революционные волнения, помещики Ущерпья – Листовские: отец Иван Иванович и сын Сергей Иванович из своих церквей, что были у них при усадьбах, передали святыни и ценности в наш сельский храм. Из одной церкви привезли большую как гардероб, очень красивую икону Богоматери и Распятие. Одна помещичья церковь стояла в парке, где сейчас здание старой школы, справа при въезде в село, а вторая – за селом.
Помешичьи усадьбы были очень богатые. Все отделано мрамором, роскошные двери, образующие в середине большое солнце. Потом в начале 20-ых годов в усадьбах поселились цыгане. Наши приходили их гонять.
Все, кто громил храм, были наказаны Богом. Председатель колхоза Афанасий Федорович Соловцов от туберкулеза потерял дочь. Сын его вообще пропал без вести. Кресты сбивали двое молодых, один – приезжий, работал на сельском радиоузле. Перед закрытием храма со всех икон, покрытых сусальным золотом, принялись это золото смывать. Женщины мочили в специальном растворе губки и терли. Многие из низ умерили от онкологических заболеваний.
Когда позолоту смыли, иконы принялись рубить и палить. Колокола сбросили со звонницы и они раскололись. Железо с крыш постаскивали на кровлю. Здание раскатали на бревна и свезли.
Монахини
Когда храм закрывали, больше всех протестовала, пререкалась с властями Рогачева Домна Яковлевна. С детства росла при храме. К церкви она обращалась как живой. Я помню ее слова: «Молитвенница, ты наша милая!». Именно за этот протест она получила 10 лет лагерей на Севере. Вернувшись домой, она всю последующую жизнь посвятила богослужению. Пела и читала службы у себя дома.
Ковалева Марфа – сестра матери моего отца тоже с детства ходила в храм. Еще молодой она решила ехать учиться в монастырь. Ее отдали туда без вклада. Но приходилось много работать. Утром с 6 до 12 служба, вечером после 6 – служба, а днем – работа в поле. Ей стало плохо, она не выдержала и вернулась. Отцу ее пришлось продать корову и дать ей вклад в монастырь. И она уже только молилась.
Когда началась катастрофа, начали громить монастыри, она вернулась в Ущерпье. Я помню, что она привезла с собой множество печатных икон. Поселилась она жить у чужих людей. Потом по просьбе моего отца Шишовы отвели ей комнатку в своем доме. Но отапливать она должна была сама. Помогал отец и его братья. Сама носила дрова, так и зимовала.
Марфа вместе с Домной начали служить службы вместе. У Домны дома было очень много икон – целая стена. Первый раз – на покров перед войной, значит в 1940 году. Так они держались вместе до 1987 года, когда умерла Домна.
На Пасху служили у дяди Георгия. Людей приходило множество прямо на двор. А комсомольцы знают и ходят вокруг, даже не пускали. Он не боялся, говорил: «Мой двор, хочу и служу». Если бы после войны храм сохранился, то люди бы не распустились, не стали пить и гулять как сейчас. Была тогда еще у людей сила.
----------
На месте Никольского храма в с. Ущерпье установлен поклонный крест. Собираются средства на установку небольшой часовни. Село сегодня не пустует.
|
